27 мая в нашей стране традиционно отмечается Всероссийский день библиотек. Сегодня, в век технического прогресса, все чаще и чаще раздаются голоса о том, что библиотеки «изживают» себя, что привычные всем нам  бумажные варианты книг устарели и будущее за электронными книгами.

Но позвольте не согласится с таким мнением.

Не так давно, работая в фонде, мы обратили внимание на небольшую брошюрку, изданную в издательстве товарищества «М. О. Вольф» в самом начале ХХ века. Открыли мы ее и… замерли. Оказывается, все повторяется. Вопросы о судьбе книг, библиотек волновали людей и в то далекое время.

Поэтому позвольте привести этот рассказ (кстати, его автор некто Октав Юзанн) полностью и с теми иллюстрациями, которые выполнил А. Робид. Нам этот материал показался очень забавным.

«Это было в Лондоне, вечером, когда знаменитый профессор Глазговского университета сэр Вилльям Томсон читал свои лекции в собрании королевского общества. Слушателями были и ученые, и просто светские люди, интересовавшиеся предметом.

В этот вечер сэр Вилльям читал об окончании мира и старался доказать, что придет время, когда солнце, которое постепенно уменьшается в своих размерах, уже не в состоянии будет поддержать жизнь на нашей планете. И вот тогда–то и наступит конец мира.

Под впечатлением этой лекции, подавленные грустной картиной, хотя и отдаленного будущего, мастерски нарисованного профессором в его лекции, мы шли молчаливо и задумчиво домой. Нас было восемь человек, знакомых между собой. Между нами были представители разных отраслей науки и искусства и светские люди.

Один из нашей группы–Эдуард Лемброк  предложил зайти поужинать в Атенеум. Там мы, наконец, разговорились. Сначала, конечно, предметом разговора была лекция сэра Вилльяма Томсона и будущее человечества–вопрос, о котором каждый рассуждает иначе, смотря по складу ума тех, кто его касается.

Артур Блэккрос – художник–живописец коснулся, между прочим, того, что раньше нежели наступит конец мира, будет еще столько новых открытий и изобретений, что вся жизнь человеческая изменится. Люди будут летать по воздуху, будут сообщаться друг с другом на сотни тысяч верст посредством усовершенствованных телефонов, будут в состоянии видеть, что делается на другом конце мира посредством особо выдуманных приборов и т. д. –И когда все это наступит, – закончил Блэккрос, обращаясь ко мне, люди, конечно, уже не будут читать ни книг, ни газет. Кстати, – прибавил он, зная, что я большой библиофил, – так как мы сегодня строим планы будущего, скажите, как вы думаете, что заменит книги в отдаленных от нас веках?

–Да! да! это очень интересный вопрос, – раздалось со всех сторон.

Мы были в своем кружке – люди одного духа, и приятно было выслушать мысли друг друга, поэтому я, не колеблясь, высказал свои мечты и думы.

–Что я думаю о будущем книги, друзья мои? Гм! Это вещь интересная, тем более, откровенно говоря, что я до сих пор никогда еще не задавался ею, – отвечал я. – Если под книгой понимать то, что мы обыкновенно понимаем, то есть бесчисленное множество страниц, напечатанных, сшитых и вклеенных в переплет, так, правду сказать, я не думаю, чтобы изобретение Гуттенберга осталось для нас в будущем единственным средством выражать свои мысли, тем более, при нынешнем развитии электричества и механики.

Я думаю, что книгопечатание, доживает теперь свои последние дни и будет, наконец убито современными приспособлениями звуковых законов к жизни общества. Несмотря на все современные усовершенствования книгопечатания, наши внуки наверно заменят его фонографией, которая пока еще в зачаточном состоянии, но в будущем обещает сильно развиться.

Раздались восклицания удивления,  сомнения, иронии, несогласия.

– Позвольте, господа, – сказал я, – ведь я этого предмета никогда не обдумывал, и высказываю свою мысль без подготовки, как она явилась у меня в данную минуту. Она может казаться странной, но вспомните, что самые невероятные предположения восемнадцатого и девятнадцатого века в наше время отчасти уже осуществились.

Начнем с неоспоримого факта, что человек, имеющий возможность пользоваться досугом, все больше и больше ищет комфорта, удобства и физического покоя. А ведь надо признаться, что чтение – процесс очень утомительный; он требует постоянного напряжения мозга для внимания, следовательно, большой затраты фосфора мозга, и заставляет тело принимать самые утомительные положения. Взявшись за газету, надо очень ловко ее развертывать и складывать, а если вздумаешь держать ее открытой, так руки утомляются от напряжения; читая книгу, надо разрезывать  листы и переворачивать страницы, – все это в конце концов начинает действовать на нервы.

Необходимо облегчить и упростить способ знакомиться с мыслями писателей и наслаждаться их остроумием, их веселостью. Одним словом, я, верю, что людям удастся с успехом удовлетворить требованию своего эгоизма и стремлению к покою. Подъемные машины уже избавили нас от труда взбираться по лестницам, а фонограф и граммофон, по всей вероятности, избавят нас от необходимости портить глаза при чтении. Глаза наши должны любоваться красотами природы и отражать их в себе, а не терзаться над чтением; мы слишком злоупотребляли ими, и я с удовольствием думаю о времени, когда кто–нибудь заметит, наконец, необходимость облегчить работу зрения и наложить некоторую долю её на слух. Это будет очень разумное распределение труда и огромная польза в экономии нашего тела.

–Все это очень хорошо, – заговорили мои собеседники, – но как применить вашу теорию к делу? Где же взять такие фонографы, такие граммофоны, чтобы их можно было легко переносить с места на место, и чтобы они могли воспроизводить целые романы, каждый в четыреста, в пятьсот страниц? Каковы же должны быть цилиндры, на которых будут отпечатываться газетные статьи и известия? Да это невозможная вещь! Неприменимое дело!

–А между тем я верю, что оно осуществится, – отвечал я. – Воспринимающие цилиндры будут легки и тонки, как ручки стальных перьев; на них поместится до шестисот слов, которые займут не больше пяти квадратных дюймов; они будут передавать все вибрации голоса; вообще этот аппарат будет так же усовершенствован, как в наше время усовершенствован механизм в крошечных часах.

Что касается электричества, так оно часто будет заключаться в самом обладателе аппарата и по его воле влиять на аппарат, приводя его этим в действие. Каждый будет носить свой аппарат в кармане, держа его в футляре, на ремешке, через плечо, как мы носим бинокли.

Авторы будут сами издателями своих произведений. Каждый автор будет рассказывать свое произведение, и оно останется на цилиндре. Он сам будет продавать свои цилиндры, или позволять желающим слушать фонограф или граммофон за плату.

Литераторы будут называться не писателями, а рассказчиками, и мало по малу уменье красноречиво писать заменится уменьем красноречиво говорить; дар слова и приятность голоса будут на первом плане. Выражение: «Какой прекрасный писатель!» заменится словами: «Что за рассказчик! его голос чарует! У него слова любви хватают за душу!...»

–А куда же денутся библиотеки и книги, милый друг?–перебил меня мой приятель, Джемс Витемор.

–Библиотеки, – продолжал я, – превратятся в фонографотеки, или граммофононотеки. На полках, по стенкам, будут стоять рядами ящики или футляры с цилиндрами, носящими на себе произведения человеческого гения. Любимыми изданиями будут, конечно, автофонографы знаменитостей: Мольера, Шекспира, Гете, Мильтона, Пушкина, Лермонтова, переданные фонографу любимыми рассказчиками.

Библиофилы, т. е. любители книг, которые будут называться фонографилами, не перестанут окружать себя редкостями литературы; они будут заказывать для своих цилиндров футляры из дорогой кожи, украшать их позолотой и разными изображениями; заглавия будут печататься вокруг Футляра, это будут переплеты двадцать первого века. В превосходных футлярах будут отдельные экземпляры, составляющие собственность автора, переданные фонографу лучшими драматургами, поэтами.

Рассказчики, передавая события и случаи ежедневной жизни, будут стараться передавать при этом восклицания толпы на улице, или публики в каком–нибудь собрании со всеми оттенками выражения: иронии, удивления, удовольствия, с замечаниями отдельных лиц; слышны будут и акцент иностранца, и местный говор провинциала.

Авторы, не обладающие гибкостью голоса и тонкостью слуха, будут обращаться к актерам и певцам, которые за известное вознаграждение будут передавать их произведения фонографу. Теперь у нас есть секретари и переписчики, а тогда они будут называться «фонистами».

Слушатели не будут жалеть о времени, когда они были читателями. Спокойно развалившись на подушках диванов, в удобной позе, не утомляя глаз, они будут слушать интересные романы или поэмы, передаваемые фонографом со всеми оттенками голоса.

Дома, на прогулке, в путешествии, счастливцы будут соединять приятное с полезным – просвещаться или забавляться, гуляя, на ходу. Тогда

Будут карманные фоно–оперографы, чтобы доставлять наслаждения уму и слуху даже во время путешествия по высоким горам.

На улицах, для удобства публики будут устроены фонографы, как своего рода летучие библиотеки.

На всех площадях будут небольшие аппараты с трубочками для каждого из литературных произведений, развешанными вокруг, чтобы проходящие могли пользоваться ими. Для этого нужно будет только нажать кнопку. Кроме того, будет устроена автоматическая продажа книг на улицах. Покупатель положит на перекладину отверстия такой книжной лавки мелкую монету; это произведет известного рода движение, вследствие которого покупатель получит из автоматической лавки желаемое сочинение в виде цилиндра, который достаточно будет вложить в карманный прибор, завести последний – и сейчас же раздастся голос рассказчика.

Иду дальше. Некоторые авторы, желающие сами издавать свои сочинения, будут, как средневековые трубадуры, ходить по улицам с аппаратом, надетым на ремне через плечо; по условию с обывателями, от аппарата будут подниматься к открытым окнам провода с трубочками, и желающие будут слушать всевозможные художественные произведения, как мы слушаем шарманку. Плата будет копеечная, но, в общем, составит для автора–издателя крупную сумму, а недостаточный человек будет иметь возможность знакомиться с литературой, платя четыре–пять копеек за час.

И это еще не все. Фонография будет на каждом шагу к услугам наших внуков. Во всех ресторанах, в омнибусах, в приемных докторов и в залах  пароходов будут устроены фонографотеки для удобства и удовольствия публики. В поездах железных дорог будут особые вагоны–фонографотеки, чтобы пассажиры        могли пользоваться литературой и в то же время любоваться пейзажами.

Не беру на себя подробно объяснять, как будет все это устроено, но не сомневаюсь, что книги, наконец, будут забыты всеми жителями земного шара.

–А позвольте узнать, – спросил молчавший все время критик Вилльям Блэккрос, – как же будет насчет иллюстраций? Ведь многие очень любят картинки и хотят видеть то, что им описывают.

–И это не трудно будет удовлетворить, – отвечал я. – Вы разве забыли изобретение Томаса Эдиссона–кинематограф? Кинематограф будет иллюстрировать текст.

Его хромолитографическия изображения будут отражаться на белых ширмах, поставленных в комнате. Описанные в романе или поэме сцены сейчас же будут воспроизводиться в изображениях кинематографа. И будущий «читатель» или «читательница», сидя в удобном кресле, будет только слушать и смотреть.

И когда это время наступит, а оно должно непременно наступить, не нужно будет даже учиться читать. Это будет совершенно лишняя роскошь, потому что все будут только слушать. Возможно лишь, что люди будут упражняться в умении слушать.

Несомненно одно: песня книги будет тогда спета. Мы видим уже теперь перед собой её предсмертные часы. Остается лишь подождать появления нового Эдиссона, который все надлежащим образом усовершенствует, устроит. И так, джентльмены, книге предстоит смерть!

Мое предсказание произвело большое впечатление на моих товарищей. Несколько минут все угрюмо молчали. Особенно удручен был Джемс Перт, потому что у него довольно большая библиотека, которую он постоянно пополняет на заработанные деньги.

       –Что же станет тогда с моей библиотекою? – спросил он печально.

      –Вы употребите ваши книги на отопление вашей квартиры, – заметил Вилльям Блэккрос.

–Да, да, подтвердили остальные.

–Нет, едва ли, – возразил я, – потому что, когда наступит это отдаленное время, мы уже не будем больше топить печей; электричество вытеснит и уголь, и дрова и будет согревать наши квартиры без отопления!

–Значит, книги исчезнут тогда совершенно и окажутся непригодными даже для... отопления, – воскликнул Джон Пуль, когда мы всей гурьбой выходили из ресторана.

–Одно утешение – что это наступит не так скоро! – прибавил Блэккрос.

–Так что, вы думаете, я могу продолжать пополнять мою библиотеку? – спросил Джемс Перт.

–Можете спокойно! – ответил я. – Ведь великие преобразования никогда не совершаются сразу».

Так что, дорогие читатели, как видим, судьбы книг интересовали не одно поколение. Многое, описанное автором, в то время выглядело фантастикой, которая в наши дни стала явью. И в то же  время,  хорошо, что не сбылся такой суровый приговор книгам

И как же радуется душа, когда мы видим не только представителей зрелого «читающего» поколения, которые до сих пор не могут прожить ни дня без книги или газеты с журналом, но и малышей, которые за ручку с мамой или папой приходят в библиотеку, и, широко раскрыв от восторга глазенки, с восхищением смотрят на первые в своей жизни книжки.

Уважение вызывают и их родители, которые вместо того, чтобы посадить ребенка за компьютер (что греха таить, это распространено сейчас повсеместно: и дите занято, и маме спокойнее), открывают перед сыном или дочкой волшебный мир книги. И радует то, что их становится все больше и больше. Многие горожане не только пользуются фондами библиотек, но и активно пополняют их из своих личных коллекций.

Недаром древние называли библиотеки «аптеками для души». И мы уверены, что все большее количество читателей разных поколений будут пользоваться услугами этих «аптек», двери которых всегда гостеприимно распахнуты для любого желающего.