Возрастная категория 16+
Цели и задачи:  
- познакомить учеников с романом А. Толстого «Петр 1», раскрыть причины, побудившие Толстого написать роман о Петре1, 
- привлечь внимание к главной проблеме романа – изображению творческого труда народа, созидающего новую культуру; 
- ощутить патриотический пафос романа, глубину изображения социальных противоречий эпохи.
- показ становления личности Петра I в эпоху коренных преобразований.
- помощь учащимся в составлении собственного мнения о личности Петра I как государственного деятеля, вызванного к жизни исторической необходимостью.
Оборудование: портрет писателя, картины эпохи Петра I, презентация
«Роман А. Н. Толстого «Пётр I»
Ход мероприятия:
Вступительное слово библиотекаря.
Учащиеся (5чел) выступают по заранее подготовленным темам
Библиотекарь: «Ощущение Родины — это сознание связи своей с историей своего народа», — писал А. Н. Толстой, который историю России переживал как собственную жизнь. «Перед тем, как писать, — считал он, — необходимо вжиться в образ любого из персонажей «до галлюцинаций», и тогда читатель вовлекается в сопереживание вместе с автором».
Интерес к петровской эпохе и личности Петра I у Алексея Толстого, продолжателя традиций русской классики, возник не случайно. Многие русские писатели, начиная с Ломоносова и Фонвизина, каждый по-своему затрагивали в своем творчестве тему Петра. А. С. Пушкин чрезвычайно высоко оценивал роль петровских реформ в истории России. Как известно, он собрал огромный материал о Петре, писал заметки о нем, создал образ Петра в поэмах «Полтава» и «Медный всадник». По свидетельству современников, Пушкин понимал противоречивость характера Петра и намеревался посвятить ему одно из своих будущих творений. Но даже гениальному Пушкину осуществление этого замысла представлялось необычайно сложным: «Я еще не мог доселе постичь и объять умом этого исполина: он слишком огромен для нас, близоруких, и мы стоим к нему близко, — надо отодвинуться на два века, — но я постигаю его чувством».
Воссоздать время, представляющее важнейший «узел русской жизни», — такую цель ставит в своем историческом романе «Петр Первый» Алексей Николаевич Толстой. Интерес писателя к петровской эпохе отразился в ряде его ранних произведений: «Наваждение», «День Петра». О своих первых попытках подойти к этой теме он вспоминал так: «С первых же месяцев Февральской революции я обратился к теме Петра Великого. Должно быть, скорее инстинктом художника, чем сознательно, я искал в этой теме разгадки русского народа и русской государственности». 
В 1928 году А. Н. Толстой вновь обращается к обрисовке петровского времени и создает историческую пьесу «На дыбе». Как видим, тема не отпускает его, позднее он напишет: «На «Петра Первого» я нацеливался давно... Я видел все пятна на его камзоле, — но Петр все же торчал загадкой в историческом тумане...»
К главному произведению своей жизни Алексей Толстой шел сложными путями. Приступив к работе над романом в 1929 году, А. Н. Толстой продолжал этот труд до последних дней своей жизни. Роман публиковался в журнале «Новый мир» с перерывами с 1929 по 1945 год.
Весьма обширный исторический материал, исследованный писателем, лег в основу романа: подлинные документы петровской эпохи, труды историков, мемуары современников Петра I -русских и иностранцев, — дневники, письма, дипломатические донесения и судебные отчеты. Значительную роль в процессе работы над романом сыграло изучение таких исторических реалий, как архитектура, костюмы, интерьеры, портреты, гравюры, карты, планы конца XVII — начала XVIII века. Они, безусловно, помогали Алексею Толстому зрительно воссоздавать обстановку далекой исторической эпохи.
Широко использовал писатель и разнообразный фольклорный материал: исторические песни, отражавшие народное представление о петровском царствовании, анекдоты и байки. Несомненный отпечаток наложило устное народное творчество и на общий склад повествования, необычайно близкий к народной речи.
Отвечая на вопросы читателей и критиков, о том, что помогло ему так живо, зримо передать аромат и колорит далекого времени, А. Н. Толстой говорил об ощущении русской старины, вынесенном из детства, которое прошло в патриархальной провинции: «Если бы я родился в городе, а не в деревне, не знал бы с детства тысячи вещей — эту зимнюю вьюгу в степях, в заброшенных деревнях, святки, избы, гадания, сказки, лучину, овины, которые особым образом пахнут, я, наверное, не мог бы так описать старую Москву. Картины старой Москвы звучали во мне глубокими детскими воспоминаниями, и отсюда появилось ощущение эпохи, ее вещественность. Этих людей, эти типы я потом проверял по историческим документам. Документы давали мне развитие романа, но вкусовое, зрительное восприятие, идущее от глубоких детских впечатлений, те тонкие, едва уловимые вещи, о которых трудно рассказать, давали вещественность тому, что я описывал».
Все, пишущие о А. Н. Толстом, отмечали его виртуозное владение родным словом. Работе над языком он, действительно, придавал исключительное значение. Писатель много раз говорило том, что никак не мог начать работу над романом, пока не проник в тайны языка описываемой эпохи. Настоящим кладом оказалась для него книга профессора Новомбергского «Слово и дело», где были собраны судейские акты XVII века. «Эти розыскные акты записывались дьяками, которые старались записать в наиболее сжатой и красочной форме наиболее точно рассказ пытаемого. Не преследуя никаких «литературных» задач, премудрые дьяки творили высокую словесность. В их записях — алмазы литературной русской речи. В их записях — ключ к трансформации народной речи в литературу.
 Исследуя исторические материалы, А. Н. Толстой выделяет наиболее типичные для языка XVII—XVIII веков слова и выражения и старается выбрать прежде всего те обороты речи, которые несли аромат и колорит старины, но одновременно были близки и понятны современному читателю. Иногда он видоизменял некоторые тяжеловесные речевые обороты и архаичные грамматические формы. Чтобы сократить длинноты, устранить монотонность повествования, Алексей Толстой объединял несколько старинных документов в один текст.
Последняя редакционная правка «Петра Первого», предпринятая в 1944 году и доведенная лишь до V главы первой книги, красноречиво свидетельствует о кропотливой работе писателя над каждым портретом, эпизодом, оборотом речи, даже эпитетом.
1. Композиция и сюжет романа «Петр Первый»
«Первое десятилетие XVIII века являет собой удивительную картину взрыва творческих сил, энергии, предприимчивости. Трещит и рушится старый мир. Европа, ждавшая совсем не того, в изумлении и страхе глядит на возникающую Россию...» — такой видится писателю эпоха, изображаемая в «Петре Первом». Действие романа разворачивается на необозримом географическом пространстве: от Черного моря до Архангельска, от Балтийского моря до Урала; из России оно переносится в европейские столицы и города. Вместе с Петром и «птенцами гнезда Петрова» читатель побывает при дворе шведского короля Карла XII и польского короля Августа, курфюрста Саксонского, турецкого султана, увидит поля сражений и морские походы, военные лагеря и неприступные крепости, крестьянскую избу, топящуюся по-черному, раскольничий скит, роскошный меньшиковский дворец и богатое купеческое подворье.
Романное время охватывает целую эпоху, ограниченную, однако, рамками деятельности центрального героя — Петра I, которого писатель показывает на протяжении 25 лет.
Первоначально Алексей Толстой предполагал довести повествование о Петре до Полтавской битвы, но смерть писателя остановила работу над рукописью, и роман завершается победой русских войск под Нарвой.
Таким образом, историческая судьба главного героя определила композицию романа.
В первом томе А. Н. Толстой рисует детство и раннюю молодость Петра. Исторически это очерчивается возвращением Петра из первого заграничного путешествия и событиями стрелецкого бунта.
Во втором томе воссоздается первый период преобразовательной деятельности Петра, включающий в себя начало Северной войны и основание Петербурга.
Третья книга романа написана в последний период творчества и осталась незавершенной. Алексей Толстой утверждал, что «третья книга — самая главная часть романа», так как она относится к наиболее интересному периоду жизни героя и в ней будут осуществлены все основные задачи, которые писатель ставил перед собой, приступая к созданию «Петра Первого».
По словам А. В. Алпатова, несмотря на то, что Толстому не удалось реализовать полностью намеченного им плана третьей книги, шесть написанных глав развертывают перед нами богатое содержание. В повествовании обозначаются новые горизонты, проступают новые сюжетные линии... Гораздо большую завершенность и яркость приобретает образ Петра.
Основу содержания третьей книги составляют темы крепнущей военной мощи России и культурного подъема русского общества, победы нового в патриархальном укладе старой Руси.
Все разнообразные эпизоды, сюжетные линии располагаются вокруг этих двух центров, притягивающих к себе весь материал третьего тома. Три книги, составляющие роман, связаны воедино и развитием сюжета — постепенное становление нового русского государства и личности Петра — и общими для всех трех книг героями.
Личная судьба царя-реформатора крепко спаяна в романе с исторической судьбой России. Чутко улавливая назревшую потребность коренных изменений жизни Российского государства, царь начинает действовать решительно. Толстой показывает, как сама эпоха выбирает Петра, как исторические обстоятельства формируют те качества его личности, которые помогают ему пробудить Россию от вековой спячки, вывести ее на новый этап развития, когда уже не призраки торговых кораблей, а настоящий российский флот выходит в море и русские закрепляются на Балтийском побережье, где начинается строительство города-крепости.
Таким образом, композиция романа связана с главной творческой задачей писателя — показать «становление личности в эпохе». Этой художественной задаче подчинены все компоненты произведения. Особенно значительно, с точки зрения художественного раскрытия толстовской концепции роли личности в истории, сопоставление образов Петра и Василия Голицына. Просвещенный мечтатель, Голицын так же, как Петр, осознает необходимость решительного общественного и государственного преобразования России, но личная слабость, пассивность, нерешительность приводят его в лагерь реакционных сил. В систематическом противопоставлении Голицыну и Софье писатель рисует Петра в развитии, в неуклонном движении его личности вперед.
Принцип контраста выдерживается Толстым и в последующих главах романа. Петр постоянно, но ненавязчиво противопоставляется королю Августу («шармант и симпатник»), грубому и ограниченному солдафону — Карлу, твердокаменному коменданту Нарвы — Горну, а также ближайшим сподвижникам — Францу Лефорту и Александру Меншикову.
Перед Толстым встала очень серьезная проблема: как показать образ Петра, как нарисовать характер великой исторической личности! Изобразить Петра только как прогрессивного царя, двинувшего Россию вперед, не акцентируя внимания на его жестокости, будет неправильно. Или же нарисовать характер Петра как жестокого человека, как это делал Мережковский в романе «Алексей и Петр»? Тоже будет неверно. Алексей Толстой избрал синтетический метод изображения характера царя. Он рисует Петра человеком великим в своей деятельности, прогрессивным, но и жестоким; однако жестокость его объясняется объективными причинами: она была вызвана борьбой со старозаветной Русью, борьбой за передовую Русь.
2. Образ Петра 
Изображая эпоху Петра, Толстой не дает биографии Петра, а показывает его только в связи с теми историческими событиями, которые имели место в то время. Автор начинает свой роман не с Петра, а с вымышленных героев — с семьи Ивашки Бровкина, кабального крестьянина боярина Василия Волкова.
Царя Петра-мальчика впервые мы видим во время стрелецкого мятежа в Кремле, когда Наталья Кирилловна выносит его на Красное крыльцо: «Круглощекий и тупоносенькнй, он вытянул шею. Глаза круглые, как у мыши. Маленький рот сжат с испугу». Стрелецкий мятеж написан с большой художественной силой: «стрельцы, уставя копья, кинулись» за Долгоруким, и «растопыренное тело» его «полетело и скрылось в топчущей, рвущей его толпе»; Овсей Ржов «насел сзади на Матвеева», как на более важного и сильного человека; «царевич Иван, отпихнутый, упал и заплакал»; «Оттащили царицу, отшвырнули Петра, как котенка».
Петр увидел кровавую жестокость стрельцов, подстрекаемых к бунту Хованским и Василием Васильевичем Голицыным, и это детское впечатление отложилось в его душе, как камень, на всю жизнь.
Второй раз Петра Толстой показывает на берегу реки Яузы, когда Алексашка учит его продевать сквозь щеку иголку, а затем в Преображенском дворце — не очень прилежного в учении (тетрадь по арифметике в чернильных пятнах, написано вкривь и вкось, неразборчиво) «Пример адиции... Долгу много, а денех у меня менше того долгу, и надобает вычесть — много ли еще платить и то ставится так: долг выше, а под ним денги, и вынимают всякое исподнее слово ис верхнева. Например: один из двух осталось дин. А писат сверху два, ниже ево единица, а под единицей ставь смекальную линию, под смекальной линией — число, кое получится, или смекальное число...». А в потешных играх он изображен неистовым, требовательным.
 В начальных четырех главах первой книги еще не видна борьба Петра за новую программу. Идет лишь дворцовая борьба за власть между Петром и Софьей, между Нарышкиными и Милославскими, хотя можно видеть, как формируется противоречивый и сложный характер Петра. То он демократичен — приближает к себе Меншикова, Алешу Бровкина — и привыкает жить простой, без комфорта и благолепия жизнью, то он жесток, страшен. Когда, например, Петр попал на Кукуй к Лефорту, то за ним приезжает его стольник Василий Волков и падает перед ним на колени. «...Царь загорелся, ударил его ногой: — Прочь пошел, холоп!» (IX, 68). Петру нравится на Кукуе — деловитость, демократичные отношения немцев между собой, культура.(Петр продолжает потешные игры, однако за потехами Петра делалось большое дело — строились потешные корабли на Переяславском озере. Сам Петр с утра до вечера в труде, в заботах, с пятнами грязи на одежде
Софья начала предпринимать решительные меры против «подросшего волчонка». Это поняли в Преображенском, и за Петром едет Лев Кириллович, его дядя.
«Петра нашли в лодке, он спал, завернув голову в кафтанец... Петр сладко похрапывал. Из широких голландских штанов торчали его голые, в башмаках набосо, тощие ноги. Раза два потер ими, во сне, отбиваясь от мух. И это в особенности удручило Льва Кирилловича... Царство — на волоске, а ему, вишь, мухи надоедают...» (IX, 142).
Когда Лев Кириллович начал рассказывать Петру, что около Яузы видели ночью до сотни стрельцов, готовых сжечь Преображенское и зарубить всех сторонников Петра, что царская власть висит на волоске, у Петра начался припадок. «Вспомнил Петр ужас далеких детских дней!.. И у самого у него рот кривился на сторону, выкатывались глаза, невидимое лезвие вонзалось в шею под ухом».
Как видим, писатель рисует Петра как живой полнокровный образ: Петру не чужды и человеческие слабости: он иногда истеричен (следствие пережитых в детстве потрясений); смел и решителен, он при тревожных вестях бежит из Преображенского дворца в одной ночной рубашке в Троицу.
После возвращения Петра в Москву произошло столкновение между ним и Софьей в Успенском соборе, когда Софья взяла образ на вынос « — Отдай... (Все услышали),— сказал кто-то невнятно и глухо. Отдай... (Уже громче, ненавистнее.) — И, когда стали глядеть на Петра, поняли, что он... Лицо багровое, взором крутит, как филин, схватился за витой золотой столбик шатра, и шатер ходил ходуном...».
Толстой изображает Петра волевым, требовательным, настойчивым. Петр взрослел и начинал понимать реальную опасность Софьи для себя. Без охраны не выходил из Преображенского «И все будто озирался через плечо, будто не доверял, в каждого вонзался взором».
 Прямой и резкий, Петр умеет хитрить и прикинуться, если этого требует обстановка (чтобы не спугнуть боярскую оппозицию), благолепным и по-старинному чинным: «Царь, одетый в русское платье, в чистых ручках шелковый платочек, был смирен, голова опущена, лицо худое. Третью неделю в рот не брал трубки, не пил вина. Что говорили ему мать, или патриарх, пли Борис Голицын, то и делал, из лавры за стены не выезжал. После обедни садился в келье архимандрита под образа и боярам давал целовать ручку. Скороговорку, таращание глаз бросил,— благолепно и тихо отвечал и не по своему разуму, а по советам старших».  В дворцовой борьбе Петр победил Софью, заточил ее в Новодевичнй монастырь, Василия Васильевича, лишив чести и имущества, сослал с семьей навечно в Каргополь, одарил бояр, дворян, стольников и деньгами, и землицей, а рядовых только деньгам (В приказах вместо Милославских сели Лев Кириллович Нарышкин и другие сторонники Петра.
«Характер этот,— поясняет Добролюбов,— проявился уже почти вполне сложившимся, вскоре после первого крымского похода, в ссоре с Софьей. После второго же похода произошел решительный разрыв, показавший, что Петр лучше, может быть, чем Софья, знал и понимал весь ход Крымских походов и уже решился ясно и открыто определить свои отношения как к сестре, так и к вельможам — любимцам ее, Голицыну и Шакловитому. С этого времени могучая воля Петра является главным двигателем последующих происшествий». Но Русь какая была закостеневшая, непробудная, такая и осталась. Надо было Петру пробудить страну к новой жизни, а этого пробуждения ждало само время, народ.
 Постоянным воспитателем Петра была жизнь. Именно она вызывала его на противодействие старому порядку... «Он взрос среди тревог, смут и крамол,— пишет Добролюбов,— не раз приходилось ему видеть кровь и слышать стоны близких ему людей; он видел умерщвление своих дядей, трепетал за жизнь матери, несколько раз должен был опасаться за свою собственную... Много вытерпело это сердце, многих ужасов и гадостей насмотрелся он в раннюю пору жизни; но зато закалился этот характер, окрепло это сердце и проницательнее сделался этот взгляд».
 Толстой обращает особое внимание на формирование характера Петра и возникновение таких черт, как жестокость, объясняет объективными причинами (прежде всего действиями боярской оппозиции).
Будучи в Троице, он в первое время с отвращением относился к пыткам. Розыск вел Борис Голицын, и Петр во время пытки Обросима Петрова «подался со стулом в тень за кирпичный столб и, не шевелясь, сидел во все время пытки. Весь тот день был он бледен и задумчив».
Или вот другой пример. Петр в доме у Лефорта узнает, что у Покровских ворот закопана в землю живая женщина, а над ней стоит виселица. Петр отвечает Сиднею: «Сами все видим... Мы не хвалимся, что у нас хорошо. Я говорил матери,— хочу за границу послать человек пятьдесят стольников, кто поразумнее — учиться у вас же... Нам аз, буки, веди — вот с чего надо учиться... Ты в глаза колешь; дикие, нищие, дураки да звери... Знаю, черт! Но, погоди, погоди...».
Петр едет к Покровским воротам, где казнят женщину, убившую мужа. 
А женщина... «медленно голова подняла веки... Нет смерти, нет... Земляной холод сдавил тело... Не погреть землю... Не пошевелиться в могиле... По самые уши закопали... (Мягкий снежок падал на запрокинутое лицо.) Хоть бы опять тошнота заволокла глаза, не было бы себя так жалко... Звери — люди, ах — звери...
...Жила девочка, как цветочек полевой... Даша, Дашенька,— звала мама родная... Зачем родила меня?.. Чтоб люди живую в землю закопали... Не виновата я...». И тут же она, превозмогая свою боль, думает: «Корова, чай, третий день не доеная...» Эта бытовая деталь делает образ закопанной женщины человечным, живым.
На вопрос царя, почему она убила, ответила коротко и сильно: « — Убила... И еще бы раз убила его, зверя...».
Петр велел застрелить ее.
В дом Лефорта он вернулся печальным и задумчивым: «Почему, почему неистовой печалью разрывалось его сердце? Будто сам он по шею закопан в землю и сквозь выогу зовет из невозможной дали любовь свою...». У Петра было такое ощущение, будто вся Россия смотрит на него глазами закопанной женщины.
 Но уже перед отъездом за границу в составе Великого посольства под именем Петра Михайлова, узнав о заговоре Цыклера, одного из вернейших прихлебателей Софьи, Петр, с величайшей жестокостью расправился с Цыклером и его сторонниками.
И впоследствии Петр, как натура честная и действенная, ведет борьбу с врагами открыто, потому что оппозиция, в частности мятежные стрельцы, действующие по указке заточенной в монастырь Софьи, выступают не как личные враги Петра, а как враги его дела. Поэтому-то и Петр ведет открыто розыск, открыто казнит их, вешая на кремлевские стены, рубя им головы, казнит не сотнями, а тысячами, сам принимает участие в розыске, заставляет своих сподвижников связать с ним жизнь кровавой порукой. Следовательно, жестокость не была «врожденным» качеством его характера, она была вызвана необходимостью того времени.
Интересы Петра — «мы моря хотим воевать...» — сталкиваются с интересами патриарха, который потребовал жизни иностранца Квирина Кульмана, «сатанинского еретика». Петру нужны были иностранцы, чтобы строить корабли, а тут старая Русь показывала свои зубы. И Петр против своей воли вынужден был согласиться отдать Квирина с головой, но добавил: «Нужно мне восемь тысяч рублей на военные да на корабельные надобности...». У Петра зарождаются планы организовать иностранную торговлю, построить флот, завоевать Черное и Азовское моря и т. д. Он сам в труде, в поездках. Петр едет в Архангельск, со знанием дела говорит о необходимости для России флота, сам обещает плотничать да бояр своих заставить гвозди вбивать, но флот построить. Иностранцы глядели на русского царя и удивлялись. 
«И вот — ночь без сна... Удивить-то он удивил, а что ж из того? Какой была,— сонной, нищей, непроворотной,— такой и лежит Россия...
Черт привел родиться царем в такой стране! Вспомнилось, как осенней ночью он кричал Алексашке, захлебываясь ледяным ветром: «Лучше в Голландии подмастерьем быть, чем здесь царем...» А что сделано за эти годы — ни дьявола: баловался! Васька Голицын каменные дома строил, хотя и бесславно, но ходил воевать, мир приговорил с Польшей... Будто ногтями схватывало сердце,— так терзало раскаяние и злоба на своих, русских, и зависть к самодовольным купцам,— распустят вольные паруса, поплывут домой в дивные страны... А ты в московское убожество... Указ, что ли, какой-нибудь дать страшный? Перевешать? перепороть... Но кого, кого? Враг невидим, неохватим, враг — повсюду, враг — в нем самом...».
А тут еще Лефорт советует завоевать Балтийское море. Со шведами воевать? Да это просто сумасшествие...
«Я не мог,— писал А. Толстой,— пройти равнодушно мимо творческого энтузиазма, которым охвачена наша страна, но писать о современности, побывав раз-другой на наших новостройках, я не мог... Я решил откликнуться на нашу эпоху так, как сумел. И снова обратился к прошлому, чтобы на этот раз рассказать о победе над стихией, костностью, азиатчиной».
В первой книге А. Толстой, следуя за неправильной концепцией историка-марксиста Покровского, преувеличил роль торгового капитала в эпоху Петра. И естественно, получилось, что в романе на первый план выдвигается купечество. Петр все время дает послабления купцам, как например вологодскому купцу Ивану Жигулину, первому негоцианту-новатору.
Толстой как художник-реалист рисует не только победы, но и поражения Петра. В первой книге романа изображен тяжелый и неудачный поход Петра на Азов. Молодой царь во главе плохо организованной армии захотел с налета взять Азов (потом стыдно было и вспоминать об этом), русские генералы не слушали генерала Гордона, который уверял, что «по военной науке должно сначала подойти к стенам апрошами и пробить брешь, тогда только идти на штурм» (IX, 276). Но Азов не взяли: и дух армии, и вооружение были на низком уровне. Петр снял осаду Азова. Возвращалась разбитая армия: «...обледенела земля. Повалил снег, закрутилась вьюга. Солдаты, босые, в летних кафтанах, брели по мертвым забелевшим равнинам. Кто упал — не поднимался. Наутро многих оставляли лежать на стану. За войском шли волки, завывая сквозь вьюгу.
Через три недели, добравшись до Валуек,— всего треть осталось от армии».
B одном из эпизодов первого похода на Азов с полной силой проявился противоречивый необузданный характер Петра. Получив письмо от боярина Тихона Стрешнева, ведавшего поставкой продовольствия для осей армии, о воровстве купцов-подрядчиков, Петр и Лефорт поскакали в Паншино. «На двух сдвинутых лавках, покрывшись с головой, спал Стрешнев. Петр сорвал одеяло. Схватил за редкие волосы перепуганного боярина... плюнул ему в лицо, стащил на земляной пол, бил ботфортом в старческий мягкий бок». А через некоторое время Петр обласкал перепуганного до смерти старика: «клюнул всхлипнувшего Стрешнева в бороду». Петру во всем виделось запустение, воровство, отсталость, и это возмущало его. 
В описании неудачного Азовского похода нет пессимизма, нет чувства обреченности. Мы видим Петра, похудевшего, но не отчаявшегося, потерпевшего поражение, но не убитого, а, наоборот, возмужавшего, готового на новый поход, но уже с другими — по качеству — армией и флотом. Он едет в Воронеж строить большой флот, чтобы завоевать не только Азов, но и все Черное море. II это очень важно: не сдался, а начал строить мощный флот, указом призвал весь народ включиться в военное строительство. Петр одержал победу и над боярами: к их удивлению, теперь на большой боярской думе сидели вместе с ними и иностранцы, генералы, адмиралы, инженеры. Петр нарушил старорежимный уклад боярской думы.
Таким образом, Толстой показывает шаг за шагом рост сознания Петра, зарождение новаторских планов, изменение психологии, проницательность его государственного взгляда на дела.
Поездка Петра за границу раскрывает новые грани его характера. В Европе многое Петра радовало, много нового и интересного узнал он, но его зоркий глаз увидел две культуры: одна — великосветская, пышная, нарядная, другая — простая, трудовая, народная.
Иные критики, упрекая А. Толстого за то, что он якобы нарисовал Запад заведомо возвеличенно, красиво, благополучно, цитируют абзац: «Ехали по дорогам, обсаженным грушами и яблонями, никто из жителей плодов сих не воровал. Кругом — дубовые рощи, прямоугольники хлебов, за каменными изгородями — сады, и среди зелени — черепичные крыши, голубятни. На полянах — красивые сытые коровы, блестят ручьи в бедежках, вековые дубы, водяные мельницы. Проедешь" две три версты — городок — кирпичная островерхая кирка, мощеная площадь с каменным колодцем, высокая крыша ратуши, тихие чистенькие дома... Приветливо улыбающиеся люди в вязаных колпаках, коротких куртках, белых чулках... Старая добрая Германия...» (IX, 299).
Однако эта картина чисто немецкая по стилю, внешне «благополучная» — ничего не говорит о жителях ее. Да и когда угощал русского царя курфюрст Бранденбургский Фридрих, то «еды оказалось до бедности мало: несколько ломтиков колбасы, жареная птичка голубь, пирожок с паштетом, салат».
И Петр, слушая политические речи курфюрста и боясь, что Фридрих проведет его, с азиатской хитростью отвечает: «А мозельское вино доброе...».
Затем Петр и Алексашка были приглашены в местечко Коппенбург, близ Ганновера, курфюрстиной Софьей и ее дочерью Софьей-Шарлотой, которые были людьми образованными, занимались искусством и музыкой, а Софья-Шарлота основала в Берлине академию наук, была в переписке с Лейбницем. И мать, и дочь с восхищением слушали Петра, молодого царя московитов, в пыльных ботинках и с грязными ногтями, который жаловался им, что страна его мрачная, что под одной Москвой тридцать тысяч разбойников. «В России все нужно ломать,— все заново...— А уж люди у нас упрямы! — на ином мясо до костей под кнутом слезет...— Запнулся, взглянул в глаза женщинам и улыбнулся им виновато: — У вас королями быть — разлюбезное дело... А ведь мне, мамаша,— схватил курфюрстину Софью за руку,— мне нужно сначала самому плотничать научиться». 
 Петр не испугался сильнейшей в Европе шведской армии, но понял слабость своей. Это заставило его ускорить переход армии на новое вооружение и обучение ее современному военному искусству.
Через три года, когда Петр снова ехал завоевывать Нарву, но уже с другой армией, с другими пушками он показывал иностранцу Чемберсу на «заросшие бурьяном и кустарником» рвы и ямы. «Здесь погибла моя армия,— сказал он просто.— На этих местах король Карл нашел великую славу, а мы — силу. Здесь мы научились, с какого конца надо редьку есть, да похоронили навек закостенелую старину, от коей едва не восприняли конечную погибель...».
На протяжении всего романа А. Толстой рисует параллельно Петра — выдающегося государственного деятеля и Петра-человека. Мы присутствуем при его радостях, сомнениях и видим страх, ненависть, гнев.
Петр демократичен. Приближенные Петра — Федор Скляев и Кузьма Жемов — это замечательные мастера своего дела, и Петр искренне любит этих специалистов, терпит ворчание первого и не обращает внимания на окрик второго во время ковки 40-пудового якоря. И когда лапа была прикована к якорю, Петр «вытерся рукавом. Глаза его весело сузились. Подмигнул Жемову» и пошел от кузницы довольный, в приподнятом настроении, «сунув руки в карманы, тихо посвистывал». Петр ценит человека прежде всего за его труд, мастерство, сам работает в поте лица как кузнец, матрос.
B Архангельске Петр ведет себя «с азиатской хитростью» — удивляет заморских купцов простотой своего обращения, заинтересованностью торговлей и флотом. «И уголком глаз видел, как сползают притворные улыбки, почтенные купцы начинают изумляться: действительно, такого они еще не видывали».
А. Толстой нередко прибегает к опосредствованному показу характера своего главного героя. Умер Лефорт. Из Воронежа на похороны приезжает Петр. Он удручен смертью умного друга, советчика, веселого дебошана. «Из-за полости высунулась рука — шарила ремень отстегнуть». И рука эта, не найдя застежки, «зло оторвала ремень полости». Из возка вышел Петр, косолапо подошел прощаться с ним. «Долго стоял, положив руки на край гроба. Нагнулся и целовал венчик и лоб и руки милого Друга. Плечи стали шевелиться под зеленым кафтаном, затылок натянулся» (IX, 363). К могиле подходили послы и посланники, «где один, около открытого гроба, чужой всем, озябший, в суконном кафтанишке стоял царь. Все со страхом глядели, что он еще выкинет» (IX, 373). Толстой не говорит, что Петр плачет у гроба Лефорта, он показывает это.
В третьей книге романа, которую А. Н. Толстой начал писать в 1944 году, Петр изображен взрослым, возмужавшим, умудренным опытом и борьбой с захолустьем, войной с внешними врагами. «Третья книга,— писал А. Толстой,— самая главная часть романа о Петре, она относится к наиболее интересному периоду жизни Петра. В ней будет показана законодательная деятельность Петра I, его новаторство в области изменений уклада русской жизни, поездки царя за границу, его окружение, общество того времени в третьей части будут даны картины не только русской жизни, но и Запада того времени — Франции, Польши, Голландии. Все основные задачи, которые я ставил перед собой, приступая к роману, будут осуществлены главным образом в этой части».
Последняя книга романа главным образом изображает воинские успехи Петра Первого — взятие Нарвы, Нотебурга, Юрьева, строительство новой столицы — Петербурга. Это финал победного шествия Петра, преобразователя и патриота, отстаивающего исконные русские земли.
В третьей книге внутренний мир Петра Алексеевича светел и оптимистичен — пришло большое человеческое счастье (любовь к Екатерине), в войне со шведами — успех за успехом, «дети сердца его добыли и устроили сие священное место» — столицу Петербург.
3. Другие короли в романе А.Н. Толстого
Величие Петра как государственного деятеля вырастает еще больше от сопоставления с другими королями — его современниками — королем польским Августом, .королем шведским Карлом XII. Первый из них, красивый, великолепный, воспитанный в духе великосветской моды, самовлюбленный, тратит миллионы средств на содержание красивейших женщин Европы, не умеет руководить государством и войском, бежит от Карла, боясь вступить с ним в бой. 
«Август терял самоуверенность от омерзительного страха перед королем Карлом — этим свирепым мальчишкой в пыльном сюртуке и порыжелых ботфортах, с лицом скопца и глазами тигра» (IX, 675). Король Август самовлюблен и легкомыслен, главная цель его жизни —* волочиться за хорошенькими женщинами и следить за своей внешностью. «Король подошел к зеркалу и задумчиво стал разглядывать свое — несколько осунувшееся—лицо. Оно никогда ему не надоедало, потому что он живо представлял себе, как должны любить женщины этот очерченный, как у античной статуи, несколько чувственный рот с крепкими зубами, большой породистый нос, веселый блеск красивых глаз — фонарей души... Из кармана шелкового камзола, крепко пахнущего мускусом, король вынул пудреницу, лебяжьей пуховкой провел по лицу, отряхнул с груди, с кружев, пудру и табак.... Король Август был страшно огорчен, заметив, что у него появилась в волосах седина.
Он обижается на Петра за то, что тот не дает ему денег в долг, которые он любит тратить на балы и приемы, на красивейших женщин.
Когда же Алексашка Меншиков напомнил Петру, что тот скупо расплатился в Амстердаме с «дамочкой», то в ответ слышит: «— Неужто — пятьсот рублев? Ай-ай-ай... Бить некому было... Август нам не указка, мы — люди казенные, денег у нас своих нет. Постерегись, Алексашка, с этим «только»,— полегче рассуждай насчет казенных денег...».
Другой враг Петра, король Карл XII,—это фанатик войны. Он честолюбив, аскетичен, ничего не желает знать, кроме боя и личной мировой славы.
У Карла «землистое худощавое лицо с презрительным мальчишеским ртом и большим мясистым носом», спит «на походной постели, под шинелью, пахнущей дорожной пылью и конским потом», как в саркофаге, прямо вытянувшись, со скрещенными на груди руками.
Вся страсть и воля Карла сосредоточились только на кровавом вихре боя, он не думает о своей стране, только война, только бой: «Карла нельзя было ни купить, ни соблазнить,— он ничего не желал от жизни, кроме грохота и дыма пушек, лязга скрещенного железа, воплей раненых солдат и зрелища истоптанного поля, пахнущего гарью и кровью, по которому осторожно — через трупы — ступает его вислозадый конь... Он любил войну со страстью средневекового норманна».
4. Образы противников Петра. 
«Эпоха Петра I,— пишет Толстой,— это одна из величайших страниц истории русского народа. По существу, вся Петровская эпоха пронизана героической борьбой русского народа за свое национальное существование, за свою независимость. Темная, некультурная боярская Русь с ее отсталой, кабальной техникой и патриархальными бородами была бы в скором времени целиком поглощена иноземными захватчиками. Нужно было сделать решительный переворот во всей жизни страны, нужно было поднять Россию на уровень культурных стран Европы. И Петр это сделал. Петровская эпоха — эпоха коренной переделки патриархальной Руси».
Борясь за свою новую программу, против отсталой патриархальной Руси, Петр действительно употреблял «варварские средства в борьбе против варварства» (Ленин). Он самыми жестокими приемами боролся с отсталостью России, с хранителями старых заветов. Петр, уяснив потребности и истинное положение в стране, понял негодность прежней системы и решительно ступил на путь борьбы с нею, за новую государственность, за новый уклад жизни. Против нововведений Петра, казалось, выступила вся Россия.
«В этом смертном упорстве Петр чувствовал всю силу злобы против него...».
Толстому удалось создать целый ряд ярких, своеобразных образов, исторических и вымышленных, друзей и врагов молодого царя. Среди последних выделяется образ Василия Васильевича Голицына, умного, образованного человека, фаворита Софьи.
Он понимал и чувствовал необходимость реформ, но не имел ни воли, ни действия, чтобы преодолеть в огромной стране отсталость, оскудение. Василий Васильевич даже написал работу «О гражданском житии для поправления всех дел, яже надлежит обще народу...», в которой излагал мысли об освобождении крестьян от крепостной зависимости, об открытии академии наук, о развитии искусств, о строительстве и т. д. Но эти все умные прожекты остались лежать на столе их автора. Почему же пропадает, опускается в конце концов этот талантливый человек, слушает шарлатанские рассказы Медведева, предсказания колдуна Васьки Силина, которого он сжигает под конец в бане?
В Голицыне Толстой подчеркивает слабохарактерность, отсутствие настойчивости, воли. И в портрете его эти качества видны: «Слабая, жалкая морщинка скользнула в углу рта...» А. Толстой, рисуя красоту Голицына, оттеняет ее женственный характер; «слаб, жилы женские».
Вернувшись из Крыма, Василий Васильевич Голицын уже предстает перед читателем в другом виде — потрепанный, помятый. «Он стоял пышно одетый, но весь будто потраченный молью: борода и усы отросли, глаза ввалились, лицо желтоватое, редкие волосы слежались на голове».
Голицын обвиняет боярскую думу, которая выступила против его предложения пустить в Россию французских купцов, не думая о самостоятельном развитии России.
Таким образом, Голицын за изменение русского образа жизни, за прогрессивные реформы, но он объективно не способен двинуть это дело с места, у него нет личных качеств и стремления отстоять самостоятельность России. Он, разумеется, и не предполагал, что именно юный Петр окажется таким волевым, мудрым, целеустремленным государственным деятелем.
По-иному нарисован образ Софьи. Это умная, эрудированная женщина (переводит Мольера), но жестокая и коварная правительница, строящая свои действия на заговорах и интригах. Понимая, что в Преображенском растет грозный противник, она замышляет убить Петра: «Вася, я тебе боялась сказать...— признается она Голицыну.— Знаешь, что еще шепчут? В Преображенском, мол, сильный царь подрастает... А царевна, мол, только зря трет спиной горностай. Ты мои думы пожалей... Я нехорошее думаю».
Но меньше всего заботит Софью судьба родины, России. В основе ее поступков личные интересы: жажда власти и желание сохранить ее за собой. «Но как сон из памяти, уходила власть, уходила жизнь». А. Толстой подчеркивает в характере Софьи жестокость, беспощадность (она велела отрубить голову Хованскому, приказала отрубить голову Волкову, хочет сжить со света «подросшего волчонка» — Петра.) У нее глаза «мужские», «зеленоватые», «мужицкое нарумяненное лицо». Софья в Успенском соборе взяла «образ плотно, хищно», как символ царской власти, за которую она боролась именно хищно. Когда Петр убежал в Троицу, Софья почувствовала беду.
Характерно, что А. Толстой находит точные выражения для оценки внутреннего состояния Софьи в селе Воздвиженском, куда она приехала, чтобы попасть в Троицу. Сначала появился стольник Бутурлин: «руки в карманах, колпак заломлен», и Софья от сознания собственного бессилия готова была взорваться, потом приехал Троекуров с царским указом, подчеркивая свою независимость, начал читать указ. Софья выхватила у него свиток, швырнула, Троекуров поднял, словно ничего и не было: «А буди настаивать станешь, рваться к лавру, велено поступить с тобой нечестно...».
Взглянул на Софью Троекуров — она лежала «ничком, как у мертвой, торчали из-под юбки ноги...».
Но А. Толстой с большим искусством смягчает этот образ, делает его более человечным и убедительным, введя мотив большой, глубокой и горькой любви Софьи к Голицыну, так как, добиваясь желаемого, она остается все той же непривлекательной и нелюбимой женщиной.
Врагами реформ Петра, как показывает А. Н. Толстой, были не только Софья, Голицын, стрельцы, но и боярство, такие, как Буйносов, Лыков. Эти два боярина изображены комически. Они служат при Петре, но эта служба несет характер простого сидения, «лая» между собой о том, чей род старше, писания челобитных на «худородных», таких, например, как Алексей Бровкин. Эти бояре привыкли жить по старинке, эксплуатировать своих крестьян и сидеть в своих имениях, поглядывая, как работает на них дворовая челядь. Только и делают, что ждут, когда сгинет это наваждение — Петр. Буйносов интересуется полотняным заводом Ивана Бровкина, но сам он не может и не хочет включиться в новое для него дело. Буйносов может быть и опасным человеком. Он разболтал государственную тайну о подготовке Петра к войне со Швецией, за что Петр в Воронеже определил его в царские шуты.
Петр в конце концов лишает бояр власти. «Западная зараза неудержимо проникла в дремотное бытие. Глубже в нем обозначились трещины, дальше расходились непримиримые силы. Боярство и поместное дворянство, духовенство и стрельцы страшились перемен (новые дела, новые люди), ненавидели быстроту и жестокость всего нововводимого…Ho те, безродные, расторопные, кто хотел перемен, кто завороженно тянулся к Европе, чтобы крупинку хотя бы познать от золотой пыли, окутывающей западные страны,— эти говорили, что в молодом царе не ошиблись: он оказался именно таким человеком, какого ждали».
5. Птенцы гнезда Петрова 
Вокруг Петра образуется новое окружение, вышедшее из разных слоев: из бояр, понимающих и поддерживающих его новую программу, из низов, из дворян. Это все птенцы гнезда Петрова, талантливые, поддерживающие дело Петра: князь Ромодановский, жестокий и страшный князь-кесарь, сберегатель Москвы; Апраксин — адмирал, начальник адмиралтейства; адмирал Головин — человек дальнего и хитрого ума; фельдмаршал Шереметьев — искусный полководец; генерал Репнин; дипломат Петр Андреевич Толстой; дипломаты Емельян Украинцев и Прокофий Возницын; думный дьяк Андрей Винниус; Алексашка Меншиков; Ягужинский; Бровкин и др.
В характере Петра и его деятельности ярко проявились главные устремления эпохи, ее сущность. Алексей Толстой сумел оценить историческое место своего героя, правдиво изобразить масштабы его деятельности, дать художественное исследование целой эпохи.
Из множества эпизодов и картин складывается достоверный художественный мир, в центре которого царь-преобразователь и его деятельность. Противоречивый образ государя становится связующим звеном всех событий и судеб в романе.

Литература:
- Родин, И. А. Все произведения второй половины XXв / И.А. Родин.- Текст : непосредственный // Идейно-художественное своеобразие романа А. Толстого «Петр I » . – Москва : АСТ. – С.272
- Трубина, Л. А. Национальный характер в творчестве А. Н. Толстого / Л. А. Трубина. – Текст : непосредственный  // Литература в школе. – 2013. - №5. –  С.10
- Свердлов, М. Заметки о романе А.Н. Толстого «Пётр I» / М. Свердлов. – Текст : непосредственный // Литература. – 1999. - №16. – С.14